Рапсодия
«Папа, Мама и
Я»
Вопрос Нинцы:
– Вы сказали об
образах дедушки и бабушки. Может быть, расскажете об образах отца и матери?
Образ отца до
сих пор влияет на мою жизнь.
Он погиб на
фронте в Крыму, когда ему было 36 лет.
Он был рабочим
типографии, делал набор книг, издавал газеты.
Имел сложное
детство и сбежал от отца деспота из деревни. Стал членом партии и искренне
верил в новую жизнь. До начала войны повредил себе правую руку под прессом и не
мог сгибать пальцы. Но в первые же дни войны пошёл добровольцем, умудрившись
скрыть от медкомиссии свою инвалидность. В 1942 году его направили на фронт в
Крым, где и погиб.
Я любил отца.
После школы шёл прямо к нему на работу, мы вместе обедали в рабочей столовой,
там я готовил уроки, а его сослуживцы дружили со мной и баловали меня.
Однажды, – было
мне тогда пять или шесть лет, – я скрутил бумагу как папироску, прикурил
спичкой и начал выпускать дым изо рта.
– Пап, смотри,
как я курю! – сказал я отцу и продемонстрировал ему своё умение.
Отец сам не
курил.
Он посмотрел на
меня очень строго и приказным тоном произнёс:
– Брось сейчас
же!
Я понял, что
сделал что-то плохое.
Прошло четыре
года. Как обычно, после школы я прибежал к отцу на работу. Я застал его в своём
кабинете. В тот день с одним рабочим произошла какая-то беда, и он был
встревожен.
– Пап, пойдём
обедать! – сказал я.
– Да, пойдём,
но сначала закрой дверь на ключ, чтоб никто нам не помешал. Я хочу поговорить с
тобой!
Таким серьёзным
тоном отец раньше не говорил со мной. Я закрыл дверь.
– Сядь рядом со
мной!
Я сел. Он
молчал.
– Пап, что ты
хотел мне сказать?
Я чувствовал
важность этого разговора, хотя такое было впервые.
– Тебе уже
девять лет, ты у меня взрослый и, надеюсь, выполнишь мою просьбу.
– Какую? –
спросил я.
– Вот какую:
никогда, никогда в своей долгой жизни не занимайся курением табака!
– Я не курю!
– Да, сейчас не
куришь... Но не делай этого никогда, никогда в жизни. Вот о чём я тебя прошу.
Ну, как?
– Я выполню
твою просьбу! – ответил я с жаром.
– Смотри мне в
глаза, сынок... Я больше об этом говорить тебе не буду. Ты же мужчина и даёшь
мне слово!
– Хорошо, пап!
– Нет, скажи,
какое мне даёшь слово не как маленький, а как мужчина!
– Никогда не
курить табак!
– Никогда... Не
говори о нашем разговоре никому. Пусть это будет нашей тайной!
– Хорошо!
И отец свершил
то, что мгновенно сделало меня человеком слова.
– Дай мне
пожать тебе руку, как моему другу, который умеет держать слово!
Это было
рукопожатие двух взрослых мужчин. Шли годы.
Отец погиб. Я
стал старшеклассником.
В школьных
туалетах многие мои одноклассники становились курящими.
– Давай тоже...
– предлагали они мне папиросу. Я сдержал данное отцу слово.
Стал студентом.
Видел, что почти все студенты-первокурсники курят. Соблазн был большой, чуть
было тоже не взялся на это дело.
Образ отца спас
меня.
Я влюбился.
Опять попытался курить, чтобы девушке показать свою мужскую волю. Ей нравились
мои сигареты. Но образ отца заставил меня образумиться, и я бросил эту затею.
Так я помог
своему сыну бросить курить.
Так я помогаю
многим другим отказаться от курения.
Образ отца –
его преданность партии и его искренняя вера в новую коммунистическую жизнь –
помог мне принять весьма сложное и важное для себя решение. Это было в 1990
году, когда я был членом Верховного Совета СССР. На заседании Совета был
поставлен вопрос об упразднении шестого пункта Конституции, который закреплял
верховную власть партии. Решалась судьба страны: идти путём диктатуры или путём
свободы. Мои коллеги, сидящие рядом, уговаривали меня проголосовать за
сохранение этого пункта Конституции. Они даже шантажировали меня тем, что
партия наберёт ещё силы и это будет опасно для меня. Но я закрыл глаза и
призвал образ отца. «Как мне быть, отец? – спрашивал я у него. – Твои ожидания
не оправдались, партия не даёт людям свободно мыслить. Мою гуманную педагогику
называют буржуазной. Новую жизнь, которую ты хотел утвердить для меня и для
народа, эта партия не построит никогда. Как мне быть, отец, за что голосовать
(нажать палец): за то, чтобы сохранить конституционную власть партии, или за
то, чтобы лишить её этой власти? Скажи мне, отец!» Это были духовные муки. И я
почувствовал ответ отца. Он был примерно таким: «Я действовал по вере и был
прав. Действуй по своей вере и тоже будешь прав». Я проголосовал за упразднение
пресловутого шестого пункта Конституции авторитарного государства.
Так я живу с
образом отца по сегодняшний день.
Об образе
матери.
Было мне тогда
15-16 лет. Однажды вечером я разгулялся с друзьями и возвратился домой после
полуночи. У меня были ключи от квартиры. Зная, что мама и сестрёнка должны уже
спать, я осторожно открыл дверь и вошёл в прихожую.
Вижу: сидит
мама на табуретке в коридоре и при тусклом свете керосиновой лампы штопает
носки. Я обеспокоился.
– Мама, почему
ты не спишь?
– Тебя ждала! –
сказала она усталым голосом, без раздражения.
– Почему ждала,
мама, я же не пропаду?
И то, что она
ответила, осталось во мне как образ, из которого черпаю я мудрость до сих пор.
Она сказала мне таким же спокойным и усталым голосом:
– Пока у тебя
не будет своих детей, ты этого не поймёшь!
Мама улыбнулась
мне грустно и пошла спать.
Тогда я
действительно не понял смысла маминых слов. Шло время.
Я уже не раз
возвращался домой поздно, а то и к утру.
Мама так же
сидела на табуретке в прихожей и ждала меня. Иногда это меня раздражало: среди
веселья с друзьями я вдруг вспоминал, что сейчас мама сидит в прихожей и ждёт.
Это меня мучило.
– Не жди меня,
мама... Я уже не маленький! – возмущался я.
А она грустно
улыбалась и отвечала:
– Я должна
ждать тебя!
– Почему?
– Что мне тебе
сейчас объяснять. Придёт время, сам поймёшь.
Шли годы, и
этот образ всё раскрывался и совершенствовался в моём духовном мире. Что же он
свершил во мне?
Вначале
изменилось моё отношение к матери: я стал более заботливым к ней, более
ласковым.
Дальше мои
мысли не раз возвращались к образу матери: то вспоминал голос, лицо, глаза
матери и уже теперь разгадывал, сколько в них было любви к сыну. Вспоминал, что
она держала в руках, встречая меня: иголку с ниткой и мои носки, она их
штопала. Любовь к матери становилась во мне более нежной.
Ещё больше
времени прошло. Подросли мои дети.
И вот сын
вернулся домой поздно.
Ожидая его, мы
с супругой места себе не находили, возмущались – как он посмел, да ещё не
предупредил, с кем и где сейчас находится.
Наконец мы
услышали, как он осторожно открывает дверь, чтобы не разбудить нас. Но мы с
женой, раздражённые, сразу набросились на него: «Где ты был... Как ты
посмел...»
А на другой
день в моём воображении предстала мама и сказала: «Ты сейчас лучше поймёшь, что
есть дети... Береги их и жди». «Боже мой, – подумал я, – действительно: я
только сейчас могу понять, почему мама тридцать лет тому назад ждала меня». Я
постиг мамину мудрость: «Пока у тебя не будет своих детей, ты не поймёшь,
почему я жду тебя».
О чём же она
думала, часами ожидая меня, проводя бессонные ночи и штопая носки? И образ
раскрылся во мне ещё глубже: о чем же она могла думать? Обо мне, о том, каким
она хочет меня воспитать, от чего надо меня уберечь; о том, чтобы в ночных
парках и на улицах ничего плохого со мной не случилось. Может быть, она
молилась Богу уберечь меня.
А мы устроили
конфликт сыну, который впервые поздно вернулся домой. Мне стало стыдно перед
образом матери: она же никогда не ругала меня, не расспрашивала, а только
грустно улыбалась и уходила спать.
До сих пор я
всё глубже и глубже познаю этот образ, и он дарит мне новые открытия. Он помог
мне уяснить для себя психологию отношений между взрослеющим Ребёнком и
родителями, помог утвердить в педагогике принцип творящего терпения.
А самое
главное: моя мама не имела какого-либо официального «образования», она окончила
четыре класса начальной школы. Она не читала педагогических пособий о
воспитании детей без отца. Откуда же тогда пришла к ней мудрость воспитания: «Я
должна тебя ждать!» И я понял, – но не тогда, когда образ начал входить в меня,
а спустя десятилетия, когда он начал раскрываться, – что сердце матери,
материнское чувство знает мудрость о том, как воспитывать не любого ребёнка, а
именно своего.
|